Филателия, почтовые марки, надпечатки, почта

Однажды в провинциальной газете в рубрике об увлечениях встретил заметки с названиями «Марки — свидетели истории» и «Марки рассказывают». Заголовки сами по себе привлекательные, но по смыслу далекие от жизненной правды.

В действительности, если уж придерживаться юридической терминологии, избранной автором первой заметки, то надо признать, что марки не свидетели, а всего лишь вещественные доказательства, в равной степени способные служить и защите и обвинению, поскольку каждая из сторон сумеет из них извлечь именно то, что ей нужно. И, конечно же, марки сами ничего нам не рассказывают. За них это делают люди. Они берут марку и объясняют содержание и смысл воспроизведенного на ней изображения. Причем объяснения могут быть диаметрально противоположны ми, поскольку они зависят от степени приверженности рассказчиков к истине, их осведомленности. По этому в изданиях об одном и том же марочном сюжете можно встретить совершенно различные рассказы.

Вот лишь один пример. В журнале «Советский коллекционер» однажды была опубликована статья «Советский Союз и Россия на иностранных марках». Мне не хочется называть имя автора, который сегодня (что вполне возможно) сместил бы акценты в своих суждениях. Но в тот период он строго следовал официальным идеологическим установкам и рассматривал филателию не как частное занятие и простое увлечение, а как одно из средств влияния на сознание людей.

«Расширение знакомства с иностранными марка ми советской тематики, — писал автор, — способствовало бы интернациональному воспитанию, особенно молодых коллекционеров, воочию бы убедило их в огромном международном авторитете нашей Родины, ближе, ощутимее ознакомило бы их с идейно политическим и научно-техническим влиянием и связями СССР, в первую очередь, с социалистическими, а так же с другими странами мира».

Разрабатывая схему возможного построения кол лекции иностранных марок, связанных с Россией, автор предложил такой раздел:

« Портреты иностранцев, находившихся на русской или советской службе. Например, на марке Венгрии (1966,№ 2198) изображен известный революционер, один из основателей Коммунистической партии Венгрии Бела Кун. Не всем, может быть, известно, что в 1916 г., находясь в русском плену, он вступил в партию большевиков, в конце 1917 г. в Петрограде по знакомился и неоднократно встречался с В. И. Лениным. Во главе одного из созданных им интернациональных воинских формирований участвовал в обороне Петрограда и в подавлении эсеровского мятежа в Москве. Осенью 1918 г. Бела Кун вернулся в Венгрию, а в 1919 г. стал одним из руководителей правительства Венгерской советской республики. После поражения республики эмигрировал в Советскую Россию, где участвовал в гражданской войне в качестве члена Реввоенсовета Южного фронта, а затем был председателем Крымского Ревкома. С 1921 г. — на руководящей партийной работе на Урале, член Президиума ВЦИК...»

Будто доказывая, что добрая слава именитого венгра подтверждена временем, в 1986 г. советская почта также выпустила в обращение марку с его изображением. Вглядитесь в облик, нарисованный художником: презрительный холодный взгляд, брезгливо оттопыренная губа. Лавровая веточка под портретом. Комментарий электронного каталога к марке коротко поясняет: «Бела Кун (1886—1939) — деятель венгерского и международного рабочего движения». Коротко, но не очень ясно, какие заслуги этого человека отмечает советская почта. Да и были ли они у него перед нашим народом?

Нет, их не было, а сам Бела Кун являлся международным политическим авантюристом, который в годы гражданской войны в России проявил себя в полной мере как один из кровавых палачей русского народа.

Обвинение серьезное, потому постараемся его обосновать.

Еще в 1919 г. во время революции в Венгрии Бела Кун публично заявил: «Диктатура пролетариата должна осуществляться в полной мере и самыми беспощадными средствами и обязывает Правительственный Совет, если нужно, потопить в крови буржуазную контрреволюцию». Потопить — ни больше ни меньше.

После поражения венгерской революции Бела Кун приехал в Россию, объятую междоусобной гражданской войной. Приехал, уверенный в том, что, по его собственным словам, «рабочие не имеют отечества... они признают лишь один интернационализм». Свой личный интернационализм Бела Кун решил подтвердить в России умением проливать кровь. Вера в то, что в нашей стране взгляды венгерского коммуниста стали более умеренными, опровергается не только его личной практикой, но и воззрениями. «Глупо рассчитывать на то, — писал Бела Кун, — что можно уговорить кровожадного тигра стать травоядным животным».

В годы советской власти о венгерском «интернационалисте» было немало сказано и написано. Однако если внимательно изучать все, что говорили биографы этого человека, можно обратить внимание на одну странность: жизнеописания его «подвигов», совершенных в России в годы гражданской войны во славу революции, крайне скупы. И не случайно, потому что правдиво описать то, что делал пламенный революционер в те годы, значило похоронить придуманную и дутую славу «героя».

Чем же на самом деле он занимался? О чем стоило бы знать коллекционерам, знакомящимся «с иностранными марками советской тематики», как рекомендовал автор уже упомянутой статьи «Советский Союз и Россия на иностранных марках»?

1 ноября 1920 г. войска Южного фронта, которым командовал М.В. Фрунзе, заперли в Крыму войска Белой армии генерала П. П. Врангеля. Перевес сил был на стороне большевиков. Чтобы избежать ненужного кровопролития, Военный совет Южного фронта на правил в стан противника радиограмму.

Главнокомандующему вооруженными силами Юга России генералу Врангелю.

Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления Ваших войск, грозящей бессмысленным пролитием новых потоков крови, предлагаю Вам немедленно прекратить борьбу и положить оружие всем подчиненным Вам армиям фронта. В случае принятия Вами означенного предложения Революционный военный совет армий Южного фронта на основании предоставленных ему Центральной властью полномочий гарантирует Вам и всем, кладущим оружие, полное прощение no всем проступкам, связанным с гражданской борьбой. Всем не желающим работать в Советской России будет обеспечена возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа под честное слово от всякого участия в дальнейшей борьбе против Советской России.

Ответ по радио ожидается не позднее 24 часов 12 ноября. Командующий Южным фронтом Михаил Фрунзе. Члены Реввоенсовета

Ивар Смилга. Мирон Владимиров. Бела Кун. (В оригинале — Бела Куна)».

Естественно, генерал Врангель счел капитуляцию позорной, и его войска оружия не сложили. Крым был взят Красной армией. Эвакуировать весь личный со став из Крыма белое командование не имело возможности. Тысячи солдат, казаков, офицеров оказались в плену. Председатель Революционного военного совета Республики Лев Давыдович Троцкий требовал от командования Южным фронтом с пленными не церемониться. По его указанию в Крыму создается «тройка», наделенная особыми карательными функциями. В нее входят бывший член Военного совета фронта Бела Кун, бывшая начальница политотдела 13-й армии Роза лия Самойловна Залкинд, носившая партийную кличку «Землячка», и чекист Фельдман. Такие же тройки создавались при Особых отделах армий и дивизий.

15 ноября 1920 г. командующий 6-й армией Южно го фронта А. И. Корк и член Военного совета армии Г. Л. Пятаков посылают Троцкому радиограмму, которой от имени Реввоенсовета Шестой армии ходатайствуют о помиловании всего командного состава остатков армии Врангеля (численностью двадцать тысяч человек). По предложению Корка пленных после проверки можно было бы объявить «незлобными контрреволюционерами», что позволяло их простить.

Троцкий не отступал от своего мнения. Чувствуя, что командующий фронта М. В. Фрунзе, члены Военного совета Гусев, И. Смилга, командарм А. Корк противятся расправам, Троцкий требует немедленного и беспрекословного исполнения его приказа. Он направляет Фрунзе телеграмму:

«22 ноября 1920 г. Весьма срочно. Вне всякой очереди.

Необходимо все внимание сосредоточить на той задаче, для которой создана «тройка». Попробуйте ввести в заблуждение противника через агентов, сообщив ту переписку, из которой вытекало бы, что ликвидация отменена или перенесена на другой срок.

Троцкий.

Короче говоря, перед тем как начать массовые рас стрелы, Лев Давидович требует провести операцию прикрытия, объявив, что «ликвидация отменяется».

Пока командование Южного фронта вело переговоры о смягчении участи военнопленных, верный по следователь Троцкого Бела Кун, который стал председателем Крымского ревкома, при поддержке особых отделов ВЧК, развил бурную подготовку к массовым расстрелам.

Описывая тот период деятельности Бела Куна, его биограф, доктор исторических наук К. Гусев говорил: «За неполный месяц работы, с 16 ноября по 14 декабря 1920 г., Бела Кун принял участие в 19 заседаниях обкома, 23 заседаниях ревкома, на отдельных из них рас сматривалось по 40 и более вопросов». Тут бы и уточнить, какие вопросы обсуждались, но автор этого не делает. Ради исторической истины постараемся восполнить пробелы.

Первым, с чего начал Бела Кун, был приказ всем, кто сложил оружие, пройти немедленную регистрацию для легализации своего положения. Когда списки были составлены, началось «изъятие» и расстрел военнопленных. Возглавил кровавую кампанию сам «интернационалист», который лишь недавно в числе других подписал документ, от имени советской власти гарантировавший «всем, кладущим оружие, полное прощение по всем проступкам, связанным с гражданской борьбой».

Чтобы представить размах вакханалии террора, развернутого Бела Куном в Крыму, приведем только один доклад о «делах» «тройки» Особого отдела 9-й стрелковой дивизии, направленный начальнику Особых отделов Южного и Юго-Западного фронтов Манцеву.

«8 декабря 1920 г.

Керченский полуостров от Судака до Керчи включительно до настоящего времени занимала 9 дивизия, а посему Особому отделению 9 дивизии пришлось при занятии произвести регистрацию в двух городах Керчи и Феодосии всех оставшихся белогвардейских офицеров и чиновников. Во время регистрации прибыл уполномоченный ударной группы тов. Данишевский с данными ему инструкциями о белогвардейцах.

Приступив к выполнению, Тройка в составе Данишевского, Добродицкого и Зотова произвела следующую работу:

1. Из зарегистрированных и задержанных в Феодосии белогвардейцев в количестве приблизительного подсчета — 1100 расстреляно 1006 человек. Отпущено 15 и отправлено на Север 79 человек.

2. Задержанных в Керчи офицеров и чиновников приблизительно 800 человек, из которых расстреляно около 700 человек, а остальные отправлены на Север или отпущены. Причем отпущенных не более 2% — случайно задержанных, никогда не служивших, но явившихся или по ходатайствам парткомов или по принадлежности к подпольщикам, хотя и офицеров.

Расстрелянных по приблизительному подсчету можно подразделить в % - ном отношении так:

1. Генералов расстреляно всего 15 человек. Все служили в войсках Врангеля и Деникина, занимали разные, как командные, так и административные места. Не мешает отметить из них 2-х: 1 — бывшего губернатора Екатеринославской губернии Шидловского, и 2 — председателя корпусного Военно-полевого суда генерал-лейтенанта Троицкого,

2. Полковники и подполковники — 20% от общего количества.

3. Капитаны и штабс-капитаны — 15%.

4. Поручиков и подпоручиков — 45%.

5. Чиновников военного времени — 10%.

6. Полицейских, контрразведчиков, приставов, стражников и других — 10%.

Отмечаю, что в Феодосии и Керчи имеется около 150 офицеров больных в лазаретах, их свели в один лазарет и поставили караулы.

В настоящее время регистрация и расправа офицеров и чиновников закончена и преступлено к регистрации бежавшей с Севера буржуазии. В Керчи регистрацию проводит тов. Данишевский, в Феодосии с 10.X1I — буду производить я и Особоотделение 9-й дивизии, и я думаю, что нужно будет расстрелять в обо их городах 100 человек.

По окончании регистрации и облав в городе, а это будет к 20. XII, будет преступлено по всему Керченскому полуострову с облав людей с целью вылови скрывающихся, по словам бежавшей буржуазии и офицеров, так как таковые уже начинают организовываться в мелкие бандочки, и были случаи нападения на одиночные обозы. С этой целью мною получен отряд, состоящий из «зеленых» в количестве 160 человек при 4-х пулеметах. Довольно сильно сплоченный и хорошо дисциплинированный отряд, знающий в горах и лесах тропинки и места, где могут спрятаться, и ловля их облегчится».

Начальник особого отдела 9-й дивизии не политик. Он, не стесняясь, называет уничтожение военнопленных расправой и обещает начальству к 1076 расстрелянным добавить еще 100 человек. Ничего не скажешь: планирование — это сила!

Тем временем «известный революционер, один из основателей Коммунистической партии Венгрии» Бела Кун творил в Крыму собственную кровавую расправу. 23 ноября «Известия Временного севастопольского ревкома» опубликовали список из 1634 человек, с которыми расправились по решению центральной «тройки». 30 ноября опубликован второй список. В нем новая цифра — 1202 расстрелянных. Всего «тройка» интернационалиста Бела Куна, мадам Залкинд и чекиста Фельдмана за неделю в одном лишь Севастополе рас стреляла свыше 8 тысяч военнопленных.

Блистая остроумием палача, Бела Кун в газете «Известия Временного Севастопольского Ревкома» ост рил: «Товарищ Троцкий сказал, что не приедет в Крым до тех пор, пока хоть один контрреволюционер останется в Крыму».

Угодить товарищу Троцкому, доложить ему, что с палаческими обязанностями справился, — вот та «идея», которой руководствовался председатель Крымского ревкома Бела Кун.

Итоги его работы куда лучше, чем участие в 19 заседаниях обкома, 23 заседаниях ревкома характеризуют такие цифры: с конца 1920 по май 1921 г. Особым отделом 4-й армии расстреляно в Симферополе — 20 000 человек, в Севастополе — 12 000, в Феодосии — 8000, Керчи — 8000, в Ялте — 5000 человек.

Сегодня в самой Венгрии о Бела Куне не вспоминают — слишком уж он одиозная и нечистая фигура в истории собственной страны. Иное дело у нас. В Москве, например, именем Бела Куна названа одна из площадей. Что ж, если мы, русский народ, не уважаем себя до такой степени, что воздаем посмертную славу собственным палачам, пусть название остается. Лично я не за то, чтобы ее переименовывать. Названа так — пусть и остается в память о нашем беспамятстве.

В центральной части современной Вены есть переулок Блюдгассе — «Кровавый». Там в одном из домов жил последний австрийский палач. И никто сегодня не требует переименования. Название сохраняется, что бы люди помнили прошлое. Единственное, что стоило бы сделать в Москве, так это помещать на мемориальных табличках, объясняющих, в честь кого названы улицы и площади, кем эти люди были на самом деле.

И еще один вывод можно сделать из этой истории. Он предельно прост: марки не могут быть объективны ми свидетелями истории. Они очень часто служат орудием государственной власти для утверждения своей точки зрения на прошедшие события. Примеры? Их советская действительность оставила нам немало.